«Слишком умный был. Такие умники до чего угодно могут договориться. Здравого смысла-то нет.»
«История – вовсе не ложь победителей, как я в своё время грузил старине Джо Ханту; теперь я это твёрдо знаю. Это память выживших, из которых большинство не относится ни к победителям, ни к побеждённым. »
«... разница между молодостью и старостью заключается, среди прочего, в том, что молодые придумывают для себя будущее, а старики – прошлое.»
«Когда тебе чуть за двадцать, даже если ты на распутье, если не уверен, каковы твои устремления и цели, у тебя есть твердое понимание сущности жизни, твоего места в ней, твоих перспектив. А позднее... позднее становится всё больше неуверенности, больше наслоений, возвратов, обманных воспоминаний. Пока молодой, ты помнишь свою короткую пока ещё жизнь целиком. Позднее память рассыпается на латаные-перелатаные лоскуты. В чём-то она смахивает на черный ящик, который хранится в самолёте. Пока всё идёт хорошо, запись стирается автоматически. Если случится авиакатастрофа, можно будет установить её причину; если же полёт завершится благополучно, то в бортовом журнале не останется внятных подробностей твоего путешествия. »
«Все политические и исторические перемены рано или поздно вызывают разочарование; точно так же и зрелые годы. Точно так же – и сама жизнь. Подчас мне кажется, что цель жизни состоит в том, чтобы подготовить нас к неизбежному расставанию с ней, подточит наши силы, доказать, пусть не вдруг, что жизнь не так уж хороша, как о ней думают. »
«Ниспровергатели времени говорят: сорок – это не возраст, пятьдесят – самый расцвет, шестьдесят – это новые сорок, и так далее. Я твёрдо знаю одно: есть время объективное, а есть субъективное, которое ты носишь на внутренней стороне запястья – там, где пульс. И твоё собственное, то есть истинное, время измеряется твоими отношениями с памятью. »
«История – вовсе не ложь победителей, как я в своё время грузил старине Джо Ханту; теперь я это твёрдо знаю. Это память выживших, из которых большинство не относится ни к победителям, ни к побеждённым. »
«... разница между молодостью и старостью заключается, среди прочего, в том, что молодые придумывают для себя будущее, а старики – прошлое.»
«Когда тебе чуть за двадцать, даже если ты на распутье, если не уверен, каковы твои устремления и цели, у тебя есть твердое понимание сущности жизни, твоего места в ней, твоих перспектив. А позднее... позднее становится всё больше неуверенности, больше наслоений, возвратов, обманных воспоминаний. Пока молодой, ты помнишь свою короткую пока ещё жизнь целиком. Позднее память рассыпается на латаные-перелатаные лоскуты. В чём-то она смахивает на черный ящик, который хранится в самолёте. Пока всё идёт хорошо, запись стирается автоматически. Если случится авиакатастрофа, можно будет установить её причину; если же полёт завершится благополучно, то в бортовом журнале не останется внятных подробностей твоего путешествия. »
«Все политические и исторические перемены рано или поздно вызывают разочарование; точно так же и зрелые годы. Точно так же – и сама жизнь. Подчас мне кажется, что цель жизни состоит в том, чтобы подготовить нас к неизбежному расставанию с ней, подточит наши силы, доказать, пусть не вдруг, что жизнь не так уж хороша, как о ней думают. »
«Ниспровергатели времени говорят: сорок – это не возраст, пятьдесят – самый расцвет, шестьдесят – это новые сорок, и так далее. Я твёрдо знаю одно: есть время объективное, а есть субъективное, которое ты носишь на внутренней стороне запястья – там, где пульс. И твоё собственное, то есть истинное, время измеряется твоими отношениями с памятью. »